Детство и юность дедушку не баловали теплом и благополучием. В семье, где было пятеро детей, рано потеряли мать, жили с мачехой. А в 12 лет остались и без отца. Учиться особенно не пришлось. После окончания сельской Николаевской начальной школы, что в Касимовском районе Рязанской области, немного походил в семилетку, а потом приехал в Скопин к своей старшей сестре Анне, которая работала на трубопрутковом заводе.
- Анна у нас самая грамотная в семье была. Устроив меня на свой завод учеником слесаря, заставила учиться в вечерней школе.Строго следила за тем, чтобы я не пропускал занятий, успевал по всем предметам. Свидетельство об окончании семилетки я получил, в дальше учиться помешала война.
Как только объявили о начале Великой Отечественной, в спешном порядке подогнали эшелон, погрузили строительную технику, и дед в составе рабочей бригады срочно был мобилизован под Брянск на строительство огневых точек. На тот момент ему было 18 лет. Далее их перебросили в Орловскую область, где в авральном порядке строили подземные ангары для самолетов. Работа трудная и грязная. Мужчины постарше пожалели парнишку и наладили его к водителю грузчиком продовольствия, в шутку называя "кормильцем".
Когда враг стремительно подходил к Орлу, был дан приказ срочно сниматься и направляться в Куйбышев. И дедушка с тем же водителем из с. Секирина Скопинского района Дмитрием Уколкиным несколько дней добирались до города, а там их пути разошлись.
- Дмитрий получил временную бронь, а меня в мае 1942 года направили в Ульяновское пехотное училище. Месяца через три-четыре нас срочно сняли и в составе 104-го стрелкового полка под командованием подполковника Максименко отправили в неизвестном направлении. Вскоре мы оказались в Пензе, туда и пришел приказ двигаться к Сталинграду, где уже шли ожесточенные сражения. Этот путь мы преодолели пешим ходом. Ночью шли, а днем старались укрыться в лесополосах, в поле, где стояло высокое жито. Но все равно нарывались на фрица, завязывались короткие бои. Как и все, я стрелял из трехлинейки, но, признаюсь было страшно и даже жутко.Но самое чудовищное пришлось пережить, когда подошли к окрестностям Сталинграда. Там было такое пекло, что и рассказать невозможно. Грохот танков, артиллерии, минометов, орудий, лязг металла, дым и смрад, множество убитых и раненых - все это свидетельство о том, что каждый из нас - лишь песчинка в море жестокости и смерти. Ну что я мог сделать со своей трехлинейкой? Стреляли по немецким танкам, а результат был, естественно, нулевой. От беспомощности скрипел зубами и мечтал выйти невредимым из этой мясорубки. Но все обернулось иначе. Вечером 22 октября 1942 года командир послал троих, в том числе и дедушку, в разведку на близлежащую территорию, оккупированную врагом. Выбрались из укрытия, а на поле горящих немецких танков видимо-невидимо. И вдруг выстрелом одного из них деда свалило наземь. Понял: ранен. Немец точно целился в сердце. Видимо, в самый последний момент я сделал какое-то движение, и осколок угодил аккурат в левую руку. В медсанбате сказали, что кость и нервы перебиты, срочно перевязали и направили в Камышинский госпиталь, а ночью повезли в Саратов. Меня подштопали, загипсовали и сказали: "Теперь Богу молись, чтобы зажило!" Я и правда молился, но через две-три недели рука стала какая-то не моя: под повязкой что-то шевелилось! Казалось, что рана горела огнем. Пожаловался врачам, они решили досрочно освободить меня от гипса и посмотреть, что же приключилось с моей конечностью. Сняли, а там у меня вши гнездо свили, вот они и мешали мне жить. Рана моя немного подзатянулась, и доктора решили руку потихоньку разрабатывать, но, несмотря на все усилия медиков, она не сгибалась в локте и вообще была как куриная лапа. И, к великой радости, решили меня на полгода отправить домой на излечение.
Скопинские доктора тоже с ним немало помучились, но кардинальных результатов лечение не дало. В 1944 году решением врачебной комиссии дедушку комиссовали. Так для него закончилась война. Победу встретил, как и все, радостно, со слезами на глазах.