Николай Салов совершил более 120 боевых вылетов, получил ранение и попал в плен.

Военных фотографий на самолете-истребителе у 92-летнего летчика Николая Салова нет. Потому что не разрешали. Секретно было. Есть только головные боли, высокое давление, которое иногда подни­мается под 200 и воспоминания о том, как его самолет был подбит немцами и как он был в плену, где его морили голодом и жестоко из­бивали. А еще он уже собирается умирать.

– Вчера меня подлечили, сегодня я хоть говорить могу, – начинает Ни­колай Васильевич, кряхтит, задумы­вается на минуту и продолжает. – У меня дочь и сын здесь. Благодаря дочери я живу. Если бы не дочь, по­мер бы, наверно. Надя приходит два раза в неделю. Кушать мне пригото­вит. Муж у внучки Лены приезжал дня три назад с сыном моим Валери­ем. Они с фотоаппаратом приходили, велели мне одеться по-военному. Сде­лали несколько фотографий. Сказа­ли, попросил у них начальник «Блю­за» Петров. Где-то он на столбе там вешает ветеранов. Я там когда-то ви­сел уже.

Когда под вечер бывший летчик вспо­минает о войне, ему становится пло­хо. Кружится голова и поднимается давление. Несколько дней назад он вызывал «Скорую». – Еле отлежался – врачи сделали два укола, таблетки дали. Даже думал, на праздник не пойду. Одному очень скучно, – глаза Николая Васильеви­ча начинают блестеть от слез. – Ког­да супруга Валентина Петровна была жива, хоть поговорить было с кем. Сейчас и поговорить не с кем. Дочь два раза в неделю бывает, а сын ред­ко, но бывает тоже. Выхожу на улицу гулять. В магазин хожу. - Летчик сдерживает слезы, доста­ет пиджак с медалями и орденами и говорит, что надевает его только на День победы. Потом снова в шкаф. – Здоровья-то уже мало остается, года

берут свое. 92 года. Я не думал даже. Думал, лет 60 бы прожить. Книгу пи­сатель Юрий Орехов подарил про лет­чиков Кудымкара. Про меня там тоже есть. Я помру – внуки будут смотреть и читать. Между нами говоря, уже со­бираюсь умирать. Уже не могу. Труд­но становится, тяжело.

Первый боевой вылет Николая Салова был в 20 лет.

– Я не боялся. Надо было иметь сме­лость и нахальство. Кто трусил, тот не выживал.

Жизнь летчика

Родился в Ставропольском крае, Ипатовский район, потом с мамой переехал в Ростовскую область в Красный Сулин. После семи классов в Сулине поступил в морской техникум. В 1940 году вышел приказ платить за учебу. Денег не было. Пошел работать в морское пароходство и устроился моряком на торгово-пассажирский теплоход. Плавал полтора-два месяца. Поступил на летные курсы в аэроклуб. Войны тогда еще не было, но напряженность уже была. Шесть месяцев проучился в аэроклу­бе и закончил его.

В мае 1941 года после окончания аэроклуба 15 человек написали заявления в военное училище и поехали в Сталинград в летное учи­лище. Поступили, начали заниматься. Начали изучать военную технику. – Нас эвакуировали в Астрахань на теплоходе. Все училище, кроме самолетов, погрузили на теплоход и увезли. Перезимовали там, – рас­сказывает Николай Салов. И немцев погнали из под Москвы. И нас по секретной железной дороге, которая была восточнее Волги в лесах, подняли до Сталинграда, а в Сталинграде через Волгу переправились и давай летать на военных самолетах. Начали летать в апреле. Учили очень быстро. Летали на «И-16». Там в 12 километрах от Сталинграда был аэродром. Там учились летать. И как-то к нам вынужден­но приземлились современные истребители «Яки». Ох душа загорелась у меня. Вот, думаю, на каких надо полетать. Немцы к тому времени уже воевали и опыт у летчиков был. Свой само­лет «Мистер Шмидт» (видимо, имеется ввиду «Мессершмитт» - прим. авт.) любой немец знал и хорошо им управлял. А мы на «И-16» - не догонишь, не уйдешь. В первые годы войны Со­ветский Союз потерял очень много летчиков из-за этого. Потом мы закончили обучение, сдали экзамены. Нам присвоили звания пилотов и отправили в Саратов. Там мы переучились на «Як-1». Это было в апреле 1942 года. Там был запасной полк.

Потом летчиков-курсантов перебросили в Ро­стов на бомбардировщике, когда немцев погна­ли со Сталинграда. Ростов был свободен. Там будущие летчики тренировались уже с военными летчиками. Тренировки были недолгими, и опыта ведения боя там не давали. – Немцы в 1941-42 годах наглели, – рассказы­вает Николай Васильевич. – Прилетят на наш аэродром и кружатся над ним. Мол, давай, рус Иван, взлетай, повоюем. Это когда «И-16» были, а потом, когда на «Яках» стали летать наши летчики, немцы поняли, что «Яки» не усту­пают «Мистер Шмидту». Они наглеть перестали. После тренировок в Ростове 5 человек пере­бросили на фронт севернее Ростова. Николай Салов попал в шестую гвардейскую дивизию первого украинского фронта. Туда, где летали наши знаменитые летчики Кожедуб и Покрышкин, дважды герои Советского Союза. – Они занимались свободной охотой, - говорит Николай Салов. – Они летали на американский самолетах «Кобрах». Эти «Кобры» получали с Америки через Аляску. Эти самолеты были очень удобные, вооружены крепко и быстрее латали, маневренность хорошая была. Нас 5 курсантов послали в пятый полк в мае 43 года. Первую неделю знакомились с обста­новкой. Потом нас начали включать в военные полеты. Летали через линию фронта. Мы были привязаны к штурмовикам. Куда они летят, туда и мы. Нам даже задание не говорили. Мы их прикрывали.

Первый раз, когда пришлось стрелять во время полета, летчик запомнил навсегда. – Полетели, – продолжает летчик. – Ростов – у нас, Таганрог – у немцев. Между ними – линия фронта. Летим, штурмовики стали бомбить бе­рег реки. Там немцы настроили доты. У них там было горючее. Ракетами стали их долбить. Вто­рой круг когда летели, я тоже выстрелил. У меня

два пулемета было и пушка крупнокалиберная. Хер его знает, попал в кого-то или нет. Верну­лись все живые. Через неделю четыре курсанта, с которыми я учился, пропали без вести. Второй полет с перестрелкой летчик тоже за­помнил.

– Посылают меня на задание через линию фрон­та. Ловить немцев. Погода была нечистая. Было облачно. Перелетел линию фронта. Лечу, все чисто. Облака. Потом смотрю – стая их штурмо­виков «Ю-87» – лаптежники мы их называли, - летит на меня. Я одурел от неожиданности. Открыл огонь по ним. Они сразу один за другим ушли вниз. Не знаю, попал – не попал. Я спики­ровал вниз, смотрю – одна пыль. Они сбросили бомбы. И ушел. Мне Орден Отечественной войны дали за это.

Немцы с аэростата заметили конницу, которая пришла с Северного Кавказа. И немецкие само­леты летели, чтобы сбросить бомбы на конницу. Николай Салов им помешал. Но на следующий день немцы вернулись и разбомбили конницу. Но не всю, потому что конница была замаскирована в кустарниках возле реки. – Вылетов боевых много было, говорит летчик. – Я, по записям, сделал 120 вылетов, плюс 15–20 незаписанных. Потом и самого сбили. В октябре 1943 года Николай Салов как обычно полетел прикрывать наши штурмовики. И как только наши подлетели к линии фронта, увидели, что на них идет стая немецких двухмоторных бомбардировщиков «Хенкель-111». Самолетов 30–40.

– Нам передали со станции наведения, бомбите их, – говорит Николай Васильевич. – Вот эти слова и погубили наших истребителей. В одного, который подбил моего товарища, я стрелял. Он оказался на прицеле. Попал или нет, не знаю, потому что сразу ушел. Товарищ немецкий, когда я стал разворачиваться, в меня выстрелил. Попал мне в трубу системы охлаждения. Меня обдало горячей водой, приборы все затопило паром. Управлять самолетом я не мог. Ничего не видно. Прыгнул с парашютом. Сталин разрешал парашюты. Приземлился на территории, занятой противником.

Летчик приземлился в чей-то огород. И его сразу схватили немцы.

– Я даже пистолет не успел достать, - вспоминает Николай Салов. - Завели в дом. Немец-перевод­чик спросил: «Ты ранен?» Я сказал, что не знаю, нога у меня что-то ненормально. Снял кирзовый сапог – потекла кровь. Принесли полотенце длинное с петухами - украинское, ногу завязали. Завели в дом переночевать. Рядом автоматчик стоял, меня охранял. Утром увезли в Каховку на машине. Там завели в тюрьму. Там еще два или три собрата наших сидели. Один из них тоже ранен был в ногу. Немцы свозили в госпиталь и вытащили осколки из ноги. Один из наших шести самолетов вернулся в полк. Он это рассказал, когда тоже попал в плен. Про плен летчик рассказывает неохотно. Говорит только, что немцы издевались: и голодом морили, и били.

– Попал в плен 26 сентября 1944 года. Был ос­вобожден нашими танкистами 8 мая 1945 года. После освобождения попал в свой полк, там мне сказали, что все наши летчики на войне с Япони­ей. Меня после спецпроверки для диверсантов демобилизовали.

После войны Николай Васильевич приехал в Кудымкар в конце мая 1946 года. Работал в лесоохране Кудымкара с 1946 до 1949 года. А в 1949 году «Аэрофлот» начал проводить зачистку после того, как один летчик улетел в Турцию на кукурузнике. Всех, кто был в плену, перевели в механики или уволили. – Я уволился, – вздыхает летчик. – Ходил в вечернюю школу, потом поступил в Лесной техникум и закончил его. Потом снова поступил в лесоохрану летчиком-наблюдателем. Готовил бумаги, рисовал схемы. Потом летал до пенсии.

Летная династия

Сын Николая Ва­сильевича Салова Валерий тоже связан с авиацией. Он летал на самолете «АН-2» и на вертолете «МИ-2», потом работал начальником аэропорта в Кудымкаре. А началось все с того, что отец как-то взял сына с собой в полет. Ему очень понравилось. И после школы он учился в летном училище. Приехал летчиком.

Внучка Дарья Салова после школы работала три года стюардессой аэропор­та Савино в Перми. Потом ушла в декрет.

Подготовил Владимир Яновский, май 2014 год